Диакон Ненад Илич о любви к Христу
«С доверием ребенка я полюбил Христа». Беседа с диаконом Ненадом Иличем, сербским режиссером и писателем.
Диакон Ненад Илич – режиссер, писатель, публицист, выдающийся деятель культуры Сербии. Родился в 1954 году в Новом Пазаре, вырос в Белграде, закончил Театральную академию, работал в Югославском драматическом театре, Белградском драматическом театре, «Ателье-212», Народном театре в Белграде. Окончил богословский факультет Белградского университета, принял диаконский сан. Среди его наиболее известных работ фильмы о святом владыке Николае Сербском, авве Иустине Челийском, документальные сериалы «Литургия», «Икона», «Наследие императора Константина», роман «Цареградский путь».
– Отец Ненад, в России известны два ваших фильма – о святом владыке Николае Сербском и об авве Иустине, но вы автор и режиссер множества других фильмов, циклов, спектаклей, о которых в России не знают. Расскажите о себе, о вашем пути от театрального режиссера к священству, о том, какие события вы считаете наиболее значительными в вашей жизни.
– В 1980-е годы я занимался режиссурой и литературной деятельностью. Уже тогда мне был открыт вход в самые крупные белградские театры, но меня больше привлекала работа на альтернативных сценах. Я искал что-то, что постоянно от меня ускользало, но тогда я не осознавал, что ответ на все мои сомнения и вопросы практически у меня «перед носом».
Только когда начались волнения 1990-х годов, перед распадом Югославии, – вероятно, и русские люди помнят подобные переломные времена, – я осознал всю важность своего национального определения и верности вере отцов. В процессе своего недостаточного в этом смысле образования мне становилось всё более понятно, что самой важной составляющей моего национального самосознания является православная вера.
Я начал открывать для себя Церковь. Мои родители не были коммунистами, мы праздновали Крестную Славу – особый сербский обычай прославления святого покровителя семьи и рода, но родители не были церковными людьми, и мне не у кого было учиться церковной жизни.
Меня крестили в детстве, почти тайно, в церковь я заходил изредка, во время туристических экскурсий по древним сербским монастырям. Мне было около 30, когда я осознанно начал ходить на Литургию, конечно, ничего еще не понимая, но чувствуя магнетическое стремление ко Христу. С доверием ребенка я полюбил Христа, во мне появились силы освободиться от цинизма светской богемной жизни, найти в себе ростки доброты и любви и взращивать их. В это время в Югославии уже началась гражданская война, и сердце говорило мне, что я должен пойти на фронт добровольцем, но атмосфера в Белграде, политическая ситуация была какой-то неопределенной, приводила в смятение, в сомнение. Доверия к власти не было. А народ в Боснии и в Хорватии страдал. Фотографии, кадры, на которых были сняты мученики, потрясали душу, многие из них страдали вновь, во второй раз после усташеской резни во времена Второй мировой войны, снова были вынуждены бежать от своих родных очагов. Меня обжигал стыд за собственный эгоизм, и все-таки я принял решение не участвовать в военных действиях и посвятить себя Церкви.
– Каким образом?
– Я ушел из театра, поступил на богословский факультет Белградского университета. Было нелегко, как сказано в Евангелии, оставить всё и последовать за Христом, но именно у Него я нашел ответы на мучившие меня вопросы. Как у всякого новообращенного, у меня был порыв уйти в монастырь, но после серьезных размышлений я выбрал семейную жизнь с намерением стать многодетным отцом, уехать из города и поселиться в деревне. И, слава Богу, сейчас мы с моей супругой Анастасией воспитываем четверых детей. Попытка уехать из Белграда была, какое-то время мы жили в небольшом городке Вране, где я и принял диаконский сан; там мы издавали иллюстрированный православный журнал «Искон», планировали открыть и радиостанцию, но жизнь заставила вернуться в Белград. Господь имел на меня другие планы. Несмотря на мою уверенность, что никогда больше не вернусь к режиссуре, все-таки постепенно, наряду с литературной деятельностью, я к ней вернулся. Я стал заниматься телевизионными и кинопроектами, которые казались мне подходящими для выражения христианской мысли, для миссии… Преимущественно я следовал тому, о чем меня просили церковные люди, будь то иерархи или верующие издатели и продюсеры.
– Kaк изменилась ваша жизнь с приходом в Церковь?
– Совершенно изменилась. Вместо поисков смысла жизни я начал искать возможности приложения сил, чтобы послужить Богу и людям. И понял, что это возможно только когда отдаю себя полностью, до последней капли сил, и тогда всё отдаю в Его руки – к сожалению, это происходит не так часто.
Мы живем в смутные времена, многое отвлекает наше внимание, распыляет. Это время господства потребительской цивилизации, со всех сторон нам кричат и нашептывают о хлебе земном, призывают думать о себе, а не о ближнем, «не гнаться за идеалом» – со всех сторон, всеми средствами. Великий Инквизитор Достоевского сегодня правит такими методами, которые мы, читая когда-то «Братьев Карамазовых», не могли себе и представить. Коммунизм оставил после себя пустоту – в смысле веры и традиции, и эту пустоту, как в евангельской притче, заполняют новые ценности либерального рынка, индивидуализма, потребительства, алчности, соединенной с бездушием.
– Расскажите подробнее о работе над фильмами об авве Иустине и владыке Николае. Может быть, во время съемок были какие-то особенные моменты?
– Работа над фильмом о святом владыке Николае Сербском началась с неожиданной, взволновавшей меня ситуации. Отец Драган Секулич, сербский священник в Берлине, приехал в Герцеговину, где я в тот момент снимал документальный сериал, и рассказал мне интересную историю. Мать одного из его прихожан, дочь богатого довоенного сербского банкира, нашла на чердаке дома непроявленную пленку; на кассете было написано, что она снята во время освящения церкви, которую построил ее отец до начала Второй мировой войны в своем родном шумадийском селе. Она тогда была ребенком, но запомнила, что на освящении был владыка Николай, и предположила, что на пленке есть и его снимки. Берлинская сербская церковная община с большим энтузиазмом занялась поиском фотолаборатории, в которой можно было бы проявить старую пленку – потенциальную драгоценность. После многих перипетий пленка была проявлена – и перед глазами берлинских сербов появился святой владыка. Они были в полном восторге. Желая использовать эту короткую съемку, сделать ее частью чего-то важного, они пришли ко мне и предложили снять фильм о святом владыке. Я до этого ставил о нем современную пьесу, которая стала первым театральным событием в Белграде с чисто церковной тематикой, и было логично, что я взялся и за фильм. Вначале была идея снимать игровой фильм, но затем мы все-таки пришли к мнению, что лучше снять полнометражный документальный фильм, своего рода киножитие, первое в Сербии. Так это началось.
– Как фильм был принят публикой?
– На премьеру фильма в белградский «Сава-центр» (где недавно состоялась премьера «Солнечного удара» Никиты Михалкова) пришло больше трех тысяч зрителей. Это было незабываемое, наполненное эмоциями событие. Об успехе фильма свидетельствует и то, что нападки на святого владыку со стороны прозападных представителей сербской интеллигенции после фильма прекратились. Если бы фильм не получился, то, вероятно, они бы многократно усилились.
Святой Николай вел нас на протяжении всех съемок, открывал нам все двери, сама природа во время съемок была на нашей стороне, пейзажи Сербии, Черногории, Македонии открывались каким-то особым образом. Мы шли по стопам владыки, снимали следы его пребывания всюду – от Охрида в Македонии до Лондона, где он был первым неангликанским проповедником, который проповедовал в соборе святого апостола Павла.
Мне запомнился один эпизод во время съемок в монастыре Любостыня, где владыка Николай был заточен в годы Второй мировой войны до того, как его отправили в концлагерь Дахау. Поскольку в некоторых кадрах фильма я «играл роль» владыки, «одалживая» ему то пишущую руку, то идущие ноги, то силуэт, игумения предложила мне облачиться в его старую мантию. Не знаю почему, но мне стало страшно, я испугался такой ответственности и отказался, но на его свирели все-таки играл…
Фильм об авве Иустине мы снимали еще до того, как он был причислен к лику святых Сербской Православной Церкви. Мать Гликерия, известная игумения монастыря Челие, где авва Иустин был духовником, а после Второй мировой войны до самого своего упокоения находился под своего рода домашним арестом, вдохновилась фильмом о святом владыке Николае и пригласила меня и съемочную группу – прекрасных молодых профессионалов, с которыми я работал, – снять житие аввы Иустина. И если фильм о владыке Николае был одновременно и фильмом о Сербии и ее героизме в Первую мировую войну, о событиях послевоенного периода и Второй мировой войны, то фильм об авве Иустине – великом богослове, проповеднике и борце за Церковь во времена коммунистической Югославии – стал фильмом и о периоде после Второй мировой. О духовном падении сербов и о «гласе вопиющего в пустыне» архимандрита Иустина (Поповича).
Если картину о святителе Николае мы делали как огромную фреску Сербии с его ликом в центре, то фильм об авве Иустине был задуман как мозаика из свидетельств разных людей, его многочисленных друзей и духовных чад. Их рассказы мы иллюстрировали сценами, которые реконструировали с помощью статистов. У нас было много любительских видео- и аудиосъемок аввы, основные съемки мы проводили в монастыре Челие, а сестры по-матерински заботились о нас, с радостью помогали во всем, несмотря на то, что мы практически оккупировали монастырь на время съемок. Это был прекрасный духовный опыт. Вскоре после премьеры фильма авва Иустин был канонизирован.
– Kтo был вашим примером в творчестве, в духовной жизни?
– Самое большое влияние на меня оказал именно владыка Николай, он стал для меня самым важным образцом, его непревзойденные проповеди и рассказы не перестают вдохновлять. Сильное впечатление произвели на меня книги и дневники отца Александра Шмемана, фильм «Андрей Рублев» Андрея Тарковского, особенно эпизод с колоколом. Тот мальчик, которого играл Коля Бурляев, и сегодня остается для меня источником вдохновения, весь тот удивительный эпизод: огромный русский колокол, который отзовется в конце по всей России. И конечно, его отголосок донесется до Сербии, и я не перестаю надеяться, что доживу до того времени, когда появится такой же вот маленький юродивый, у которого будет больше мужества и веры, чем у всех нас.
Из новых произведений мне особенно нравится книга «Несвятые святые» архимандрита Тихона (Шевкунова).
– Вы автор книги «Цареградский путь». O чем эта книга?
– «Цареградский путь» – это роман о судьбе сербов на границе миров, на границе Востока и Запада, земли и Неба. В романе переплетаются две линии, повествуется о судьбе священника, нашедшего во время бомбардировок Сербии 1999 года рукопись загадочного путешественника, путь которого, проходя через Сербию, по Цареградской дороге в Константинополь, чудесным образом выходит за рамки времени. Судьбы путешественника и священника Михаила всё больше связываются, в романе переплетаются юмор и глубокие серьезные переживания, банальное и возвышенное, так же, как и в самой истории сербского народа. Как говорится, мы – народ, который построил дом на распутье, и кто виноват, что нас постоянно разоряют и с Востока, и с Запада.
– Судьба вашего народа трагична и вызывает разные, часто противоположные оценки…
– Может быть, нам стало бы легче, если бы мы наконец определились, кто мы на этой границе миров: народ-мост или народ-крепость. Впрочем, это и не зависит от нас. Культурных вершин мы достигали, когда нам удавалось стать народом-мостом, но вершин славы и величия, хотя мы небольшой народ, – когда мы становились народом-крепостью перед лицом неправды и насилия. К сожалению, в силу непрестанных потерь, огромного количества жертв нам никогда не удавалось стать и численно великим народом. Святой владыка Николай оставил нам завет: мы не сможем выжить, если останемся между Востоком и Западом. Нас просто расколют, как орех, между молотом и наковальней. Если мы хотим выжить, то должны со Христом подняться над Востоком и Западом, должны встать с одра болезни, а мы в самом деле выглядим больными и уставшими – и, может быть, должны стать народом-вакциной. Иначе для чего вся наша страдальческая история? Знаете ли вы, что Белград из всех мировых столиц больше всех завоевывался, разрушался, подвергался разорению и бомбардировкам?
Интересно, что именно сейчас ведутся переговоры с русскими издателями о русском издании «Цареградского пути», который в Сербии очень популярен – он пережил семь переизданий, для наших условий это много. Надеюсь, что всё будет благополучно и русский читатель сможет совершить волнующее путешествие по Цареградскому пути.
Литературным примером мне всегда служили именно великие русские писатели – от Гоголя до Достоевского, Бунина, Булгакова… Не хочу сказать, что я приблизился к их высотам, но мне близки эти русские гиперболы, склонность к великой идее и одновременно юмор, вся эта многогранность. Думаю, что я найду общий язык с русским читателем.
– Что представляет собой цикл «Наследие императора Константина»?
– Это документальный сериал о православной культуре, он сделан к юбилею Миланского эдикта. В сериале говорится о современном человеке, о его культурных потребностях, которые не получают удовлетворения, которые претерпевают деформацию. Говорится о проблеме восприятия времени, пространства, телесности, здоровья, молодости и старости, о жизни. Прежде жизнь была предсказуемой, человек знал, что он будет учиться, создаст семью, будет воспитывать детей, работать… Сейчас этого нет, всё постоянно меняется, отменяется, пересматривается, больше ничего невозможно планировать. Одна из серий говорит о счастье, о феномене счастья, которое сегодня возводится в ранг высшей ценности. Конечно, каждый человек хочет быть счастливым, но, если он будет думать только об этом, если он не в состоянии отказаться от чего-либо в жизни, потерпеть, принести жертву, он утратит способность испытывать счастье. Если счастье сделать высшей ценностью, то неизбежно родится чувство неполноты, неудовлетворенности, пустота. Любовь важнее счастья, и не всегда они связаны. Любовь – божественное состояние человека. Человек ближе всего к Богу, именно когда любит.
– Сейчас вы снимаете фильм о святом Савве, который называется «Отец». Расскажите об этих съемках. Вы сотрудничаете и с российскими кинематографистами?
– Нельзя сказать, что мы снимаем фильм о святом Савве, – мы пока только устанавливаем фундамент для его создания. Написан сценарий, мы изучили места, где предстоят съемки, сделали анализ бюджета и сейчас ищем сопродюсеров. Имя режиссера такого фильма должно быть значительнее моего имени, так как речь идет о действительно огромном проекте, о самом важном сербском фильме. Когда говорю «мы», говорю о возрастающем количестве участников в работе над фильмом. К фильму «Отец» мы подходим как к поистине национальному проекту, народному. Сотни сербов из Сербии и со всего мира своими пожертвованиями и поддержкой дали нам возможность создать фундамент, на котором, если Бог даст, мы вскоре начнем и строительство кинопамятника нашему величайшему святителю.
В данный момент мы договариваемся о сотрудничестве с одним серьезным российским продюсером – не могу вам сказать, с кем именно, так как переговоры еще не окончены. И здесь мы идем к православной России, нам необходимы сотрудничество и помощь. Большинство сербов сегодня могли бы сказать, что сейчас все пути ведут нас не в Рим и не в Царьград, а в Москву – Третий Рим.
Думаю, что даже вы в России – а наши судьбы схожи – не можете себе представить масштабов уничтожения национального самосознания сербов во времена Югославии. Сербы часто добровольно становились югославами, и последствия этого неестественного кризиса самосознания чувствуются по сей день. У вас даже при коммунизме снимались фильмы о выдающихся фигурах русской истории – и какие фильмы! Об Александре Невском, об Иване Грозном, об Андрее Рублеве… Здесь такого не было. Недавно на международной конференции о Святой Горе был такой случай. Мы представили участникам концепцию нашего фильма о возникновении сербского государства, о святом Савве и его отце святом Симеоне, лики которых вы можете видеть и на фресках в Архангельском соборе в Москве, а действие фильма преимущественно происходит на Святой Горе. В перерыве после сессии к нам подошли два члена российской делегации и спросили: «Как это возможно, что вы, сербы, до сих пор не сняли фильм о святом Савве? Да, мы видим, что у вас большие финансовые проблемы, но почему Тито не снял фильм о святом Савве?» Но Тито не был сербом и менее всего заботился о сохранении сербского самосознания, напротив.
Посмотрим, в какой момент и нынешние сербские власти включатся в проект этой киновстречи с отцом нашего народа, нашей Церкви и нашего государства.
– В России о сербском кино судят преимущественно по фильмам Эмира Kустурицы, так как в последние десятилетия не проводятся фестивали балканских фильмов, как это было раньше, – у зрителя просто нет возможности смотреть другие киноработы. Расскажите о сербском кино. Фильмы каких режиссеров вы бы посоветовали посмотреть российскому зрителю?
– Хорошо, что судят по фильмам Эмира Кустурицы, многие из его полотен действительно лучшее, что здесь снято. Кустурица значительное явление и в европейском, и в мировом масштабе, что не значит, что мне нравятся все его фильмы, но некоторые их них являются шедеврами.
– Какие, например?
– «Помнишь ли ты Долли Белл?», «Время цыган», «Черная кошка, белый кот». Возможно, Кустурица до сих пор не предлагает глубокого взгляда на сербский народ, но он, как художник, недоволен лживой системой, которая нас засасывает, и, может быть, поэтому ему ближе цыгане, через них он выражает радость жизни, говорит об общечеловеческих ценностях, о пренебрежении мещанскими мерилами, о свободе быть счастливым и несчастным. В ранних фильмах он говорил о менталитете югославов, а тогда это был преимущественно несербский менталитет. Только в последних фильмах он обращается именно к сербам и к темам, связанным с Православием. Посмотрим, куда это всё его приведет.
Остальным трудно достичь его уровня, при этом нельзя сказать, что нет интересных режиссеров и симпатичных фильмов. Но определенное «рабство» режиссеров младшего поколения шаблонам «черного авторского» фильма встало на пути развития сербского кино. А для нас характерны и глубокие переживания, и прекрасное чувство юмора, а там, где есть и смех, и слезы, рождаются лучшие фильмы. Прекрасны комедии Слободана Шияна – тем, кто его фильмы не видел, стоит их посмотреть, но они достаточно давно сняты. Мне нравится и что-то из того, что делает Срджан Колевич. Назову и теплые бесхитростные фильмы Раши Андрича, Мирослава Момчиловича, ностальгический фильм «Монтевидео» Драгана Белогрлича (первая часть). И сейчас есть интересные молодые режиссеры, но они только начинают и ищут свой стиль. А обстановка для съемок кино в Сербии крайне неблагоприятная, каждый снятый здесь фильм – настоящий подвиг.
– Почему в югославском, сербском кинематографе сербы часто изображаются отрицательно, даже искаженно?
– Частично потому что авторы следуют моде, частично потому, что соответствие отрицательному клише о сербах дает возможность участвовать в международных фестивалях. Помимо этого существует общая атмосфера самодеструкции, недовольства собой, от которой мы никак не избавимся. Великое прошлое, хотя бы с точки зрения идеалов и жертв, и убогая современность. Нам вновь необходимо обрести человеческое достоинство, величие, искру Божию в каждом человеке, даже в испорченном, чтобы у нас появились фильмы, которые приведут нас к катарсису, дадут импульс движению и развитию нашей культуры.
– Отец Ненад, у вас четверо детей. Как вы их воспитываете в это сложное время? Что вы посоветуете сегодняшним родителям?
– Что сказать… Воспитываю как умею, у меня нет какой-то определенной концепции. Стараюсь быть с ними максимально искренним, быть ответственным, прежде всего перед самим собой. Стараюсь примером свидетельствовать о ценностях, которые мне важны. Известно, что дети не слушают то, что им говорят, – они впитывают то, что мы делаем и как мы делаем, и подражают нам. Нет лучшего воспитания, чем любовь, а любовь ищет жертвы, которая не требует ничего взамен. Прямое и открытое общение требует от нас и строгости, родитель должен и сердиться время от времени, а не избегать любой ценой всякой «агрессии», как это навязывают нам современные советы. Детей надо готовить к жизни в мире, который не всегда будет с ними любезен.
– Может быть, вы бы сами хотели еще что-то рассказать?
– Думаю, что я рассказал достаточно. Может быть, стоит еще сказать о том, что кампания национального проекта, осью которого является фильм «Отец», в большой мере опирается на интернет. Существует три сайта, посвященных фильму, большая группа на Фейсбуке, мы поддерживаем связи с друзьями по всему миру. Главный сайт, посвященный фильму, имеет особенный дизайн, обогащенный разнообразными материалами, которые рассказывают о временах, когда происходит действие фильма, и о жизни на Святой Горе. Русский читатель может познакомиться с фильмом по этой ссылке: http://film-otac.com/ru, где есть «выход» и на русскую версию сайта.
Может быть, стоит сказать и о том, что мы, сербы, как и значительная часть мира, смотрим на Россию с большой надеждой. Если в этот трагический период Россия выстоит, то есть надежда и для нас. Мы смотрим на вас несколько иначе, чем другие; может быть, мы сейчас смущены, растеряны, но если вам кажется, что наша любовь к вам – расчет, то это не так. К сожалению, мы как народ, и когда хотим, не умеем быть расчетливыми. Если Россия в грядущих событиях, в которые она трагически вовлечена, сможет уделить немного внимания нам, сербам, может быть, и мы воспрянем и хоть в чем-то сможем помочь вам.