Екатерина Польгуева о Ратко Младиче, Гааге и Сребренице
На минувшей неделе в МТБЮ выступлениями сторон защиты и обвинения завершились слушания по делу генерала, главнокомандующего армии боснийской Республики Сербской времен войны 1990-х Ратко Младича. Процесс генерала Младича – последний в деятельности Гаагского трибунала по бывшей Югославии.
Однако это не значит, что данный орган, созданный в 1993 году в СБ ООН с грубейшими нарушениями Устава этой организации и превратившийся за время своего (по сути незаконного) функционирования в инструмент расправы над сербами, прекращает свое существование. Так, приговор Ратко Младичу будет вынесен практически через год – в ноябре 2017-го. Бесконечно затягивать деятельность МТБЮ крайне выгодно его западным создателям и покровителям – и в политическом смысле, и в коммерческом. Ведь на его деятельность выделяются огромные средства. Впрочем, и Россия не сделала ничего, чтобы ликвидировать судилище, не имеющее никакого отношения к установлению истины. Напротив, в Совете безопасности ООН Российская Федерация регулярно голосует за продление его работы.
Впрочем, МТБЮ все же готовится к своему финалу, причем весьма характерным образом. Принято решение передать его архивы в Сараево, то есть одной из сторон военного конфликта в Боснии и Герцеговине. МТБЮ не наказал ни одного из руководителей БиГ (да и рядовые исполнители ушли от ответа), виновных в расправах над сараевскими сербами, уничтожении 3,5 тысяч сербов среднего Подринья, изгнании их из Мостара и других многочисленных преступлениях. Можно не сомневаться, что теперь и документы, свидетельствующие о преступлениях против сербов, исчезнут. Это и есть суть «международного правосудия», якобы стремившегося к объективности.
Между тем, представлявший на процессе Младича сторону обвинения юрист из США Алан Тигер потребовал для генерала пожизненного заключения. «Вынесение любого другого приговора, кроме самого тяжелого – пожизненного, было бы оскорблением для жертв – живых и мертвых, для самого правосудия», – заявил он. Обвинение, зачитанное Тигером, основано на устоявшемся антисербском тезисе МТБЮ, что этнические чистки в БиГ «были не побочным результатом войны, а ее целью». Естественно, имеются в виду не этнические чистки против сербов, которых ныне почти не осталось, например, в Сараеве, тогда как в 1991-м их там проживало более 160 тысяч.
Бранко Лукич, адвокат генерала, в свою очередь, заявил, что единственная вина Младича состоит в том, что он серб и защищал свой народ в ходе войны, которую начали другие. Кто эти другие, хорошо видно хотя бы из сочинений Алии Изетбеговича, политического лидера мусульман Боснии и её президента в военные 90-е. Сочинения эти – такие, как «Исламская декларация» и «Ислам между Востоком и западом», написаны им задолго до начала вооруженного конфликта и уничтожения СФРЮ.
Вот лишь несколько цитат из этих книг. «Цель исламской революции в нашей стране – создание единого исламского государства, которое бы составляли Босния и Герцеговина, Косово и Санджак (так Изетбегович называет историческую область Сербии – Рашку)». «Необходимо вести джихад до его конечного исхода и уничтожения неприятеля и неверных… Не нужно ждать вызова или провокации, мусульмане сами должны найти вызов, они должны быть теми, кто представляет вызов, а цель тогда откроется сама». «Мусульмане должны противостоять всем немусульманам и коммунистам». «…Исламский порядок может быть введен только в странах, где мусульмане составляют большинство населения». «Естественная функция исламского порядка – объединить всех мусульман и мусульманские общины по всему миру. При нынешних условиях это желание означает борьбу за создание великой исламской федерации от Марокко до Индонезии, от тропической Африки до Средней Азии…»
Надо ли уточнять, что никакого будущего у немусульман в такой «шариатской» Боснии и Герцеговине быть не может. Так что в 90-е сербы вынуждены были сражаться именно за физическое выживание. А когда силы, желавшие противостоять «всем немусульманам и коммунистам» (при помощи – ирония судьбы – не только Вашингтона, но и Ватикана) взорвали СФРЮ, сербы объединились в Республику Сербскую, и сегодня являющуюся единственной гарантией не быть изгнанными с родной земли.
Но в отличие от первого президента Республики Сербской Радована Караджича, осужденного минувшим мартом к 40 годам тюрьмы, или генерала Младича и множества других сербских военных и политиков, ни Изетбегович, ни другие политические и военные лидеры боснийских мусульман к ответственности не привлекались.
Ничего этого не видит и не слышит ни МТБЮ, ни так называемое «международное сообщество». Более того, Запад всячески стремится скрыть все следы, что еще четверть века назад поддержал самых отмороженных исламистов-гловорезов. Современный «джихад» в Европе начался именно в Боснии, куда прибыли исламисты из самых разных стран, причем при неприкрытой поддержке США и НАТО. Именно тогда создавался и отлаживался бандитский и террористический интернационал, который сегодня действует по всему миру, как и призывал в «Исламской декларации» Алия Изетбегович.
При этом МТБЮ, раз за разом оправдывая боснийских головорезов, называя их «невинными жертвами», фактически, дал индульгенцию на такие зверства. И не только в странах Ближнего Востока, где Запад вновь поддерживает откровенных бандитов, но и у себя дома. Ведь если взрывать, резать головы, убивать и изгонять неверных, разрушать церкви, осквернять кладбища можно в Боснии, Косове или захваченных городах Сирии и Ирака, почему то же самое нельзя делать в Париже, Ницце, Брюсселе, Мюнхене или Лондоне?
Но в мире гаагского зазеркалья всех этих острейших проблем, чреватых новыми трагедиями, просто не существует. Есть только схема, в которой сербы (русские, правительство Башара Асада и т.п.) всегда виноваты…
Прошедшей осенью «международное сообщество», что называется, неурочно заговорило о Сребренице. Обычно об её существовании мировые медиа вспоминают раз в год, в годовщину взятия этого городка сербскими войсками во главе с генералом Младичем, ну или когда выносится обвинительный приговор очередному боснийскому сербу. Июльские события 1995 года в Сребренице гаагский трибунал объявил геноцидом мусульман.
На сей раз, информационный повод вроде бы совершенно не международного масштаба. В городке, население которого не достигает и 12 тысяч, состоялись местные выборы. Впервые с 2000 года мэром Сребреницы избран серб, а сербские партии получили большинство в городском парламенте – скупщине. Младен Груичич опередил многолетнего градоначальника Чамила Дураковича. Член президиума БиГ Бакир Изетбегович заявил, что потеря власти мусульманами в Сребренице является «самой грустной и больной точкой прошедших выборов», Дуракович потребовал пересчитать голоса, и их считали и пересчитывали целых две недели. Однако победа осталась за Груичичем – слишком уж дискредитировал себя Дуракович коррупцией и финансовыми махинациями.
Дело совершенно обычное, но далекие и близкие правозащитники выражали крайнюю обеспокоенность. Мол, в городе вот-вот могут начаться беспорядки, а затем и «общемусульманский протест против нынешней политики боснийских сербов». Но никаких ужасных катаклизмов не произошло. Разве что небольшая стычка, когда в избирательный штаб сербов, находящийся метрах в десяти от штаба мусульман, заявились некие радикалы, включая малолетних мальчишек. Такого 14-летнего пацана сербы аккуратно доставили обратно – к тем взрослым провокаторам, которым явно очень хотелось покричать об «избитых детях». Но бить мальчишку никто не стал.
К началу декабря о том, что власть в Сребренице меняется, напоминала, пожалуй, только вооруженная полиция в окрестностях. Да Сараево продолжало нагнетать напряженность. «В ходе войны Сребреница претерпела большие страдания, сейчас в городе снова непростые времена», тревожилось сараевское радио.
Кто же такой этот Младен Груичич, действительно ли он так страшен? Мы с белградской журналисткой Лиляной Булатович встретились с Младеном на его новом рабочем месте, в кабинете градоначальника. Ему 34 года, по образованию – преподаватель химии, родился в Сребренице. В боевых действиях, естественно, не участвовал, был ребенком.
Но и Младен – жертва войны. В мае 1992-го, когда Младену было десять лет, мусульмане убили его отца Драголюба. Смотрю список сербов Подринья, убитых боевиками Насера Орича . Только тех, кто носил фамилию Груичич, десять человек: Бранко, Горан, Йован, Миломир, Станое… Но они, как и другие убитые, безутешные родители погибших или их осиротевшие дети не существуют для Гаагского трибунала. Когда МТБЮ оправдал Насера Орича, ни один судья или прокурор не оскорбился за тысячи сербских жертв.
Однако мир кривого зазеркалья сильно отличается от реальности. И в этой реальности за молодого сербского политика Младена Груичиа голосуют не только сербы, но и уставшие от постоянного обмана и спекуляций на их трагедиях мусульмане. Ещё бы, тот же Чамил Дуракович и его приближенные или глава так называемых «Матерей Сребреницы» Мунира Субашич наживают на таких спекуляциях целые состояния, обзаводятся элитным жильем, причем отнюдь не в провинциальной Сребренице. А рядовые сребренчане, независимо от национальности и вероисповедования, едва сводят концы с концами, многие городские районы зияют руинами уже более двух десятилетий.
Младен Груиич, похоже, понимает, что придется нелегко. Необходимо, чтобы жизнь горожан реально становилась лучше, чтобы у людей была работа, жилье, появились перспективы. Нужно что-то делать и с порочной пропагандой, когда «матери Сребреницы» почему-то исключительно мусульманки, а мемориал погибших в 1995 году мусульман называется комплексом «жертв геноцид», а не, скажем, «жертв войны». Изменить здесь что-либо крайне сложно, это дело не только не муниципального, но возможно, даже и не федерального уровня. И все-таки к этому надо стремиться, шаг за шагом, добиваясь справедливости, говорит Лиляна Булатович. А то ведь и убийцам отца кланяться придется, и делать вид, что и собственной матери будто бы и нет.
А еще самим сербам важно не увязнуть во внутренних дрязгах, не предать общее дело. Увы, такое происходит нередко. Вот и в соседнем с Сребреницей Братунце сербские депутаты и чиновники, поставившие личные интересы выше общих, по существу, отдали власть в общине исламистской Партии демократического действия.
Тактика «шаг за шагом», если действовать упорно и последовательно, приносит свои плоды даже в самых, на первый взгляд, безнадежных случаях. В этом году в Сребренице появилась фольклорная студия для сербских детей. И уже несколько призов на разных конкурсах и фестивалях. Только очень далекий от местных реалий человек скажет, что фольклор – это ерунда. Это как раз способ показать и самим себе, и миру, что сербы в Сребренице (где их вообще-то большинство) есть, живы, знают и уважают свои традиции. А мальчишкам и девчонкам, сложившим на репетиции коло, пока просто хорошо и весело!
Путешествуя по дорогам Подринья, я стремилась разглядеть, что изменилось на этой земле за минувшие с прошлой поездки четыре с лишним года. В мусульманских Поточари появились новые богатые дома. Да только и руины, и следы на стенах от пуль и снарядов никуда не делись, не выправился и надлом в душах человеческих. Люди по-прежнему живут со своей болью, безнадежностью или жаждой отмщения и реванша.
В разговорах как-то мимолетно и со страшной обыденностью проскальзывает: «Когда будет новая война»… Именно так – «когда», а не «если». И, в общем, такое ощущение не удивительно, хотя бы потому, что в Боснии (причем как в Мусульмано-хорватской Федерации, так и в Республике Сербской) до сих пор существуют ваххабитские села – целые территории, по существу, не подконтрольные никакой официальной власти. Там не только всерьез готовятся к войне будущей, но и вербуют наемников для участия в уже полыхающих военных конфликтах. Полиция иногда проводит показательные рейды с задержаниями, изъятием оружия. Но затем все возвращается на круги своя. По существу, достаточно лишь искры.
В эти четыре года уместились и вроде бы далекие от Балкан войны – в Сирии, в 2012-м она только разгоралась. И в Донбассе, – тогда и в страшном сне не могло приснится, что украинская артиллерия будет бить по мирным городам.
«Све исто – Всё так же», говорят сербы. Боевики не выпускают мирное население из Алеппо, а попытки России и сирийских властей вывезти людей из зоны боев резко осуждают западные страны, снабжающие этих боевиков оружием? Так и в Боснии, в той же Сребренице (которую из-за географического положения вообще невозможно полностью блокировать извне) или в Сараеве аналогично. Исламисты не выпускали гражданских из городов, последовательно срывали эвакуацию и под стоны об умирающих с голоду и гибнущих в результате обстрелов стариках и детях получали военную и политическую поддержку. А заодно терроризировали, грабили, убивали не только сербов, но и своих единоверцев, над которыми получили неограниченную власть. Когда же Сребреница была освобождена генералом Младичем, убитых боевиков и бандитов объявили невинным гражданским населением».
«Международное сообщество» не видит и не слышит страданий уничтожаемых жителей Донбасса (действительно, гражданского населения), наблюдатели ОБСЕ покрывают официальный Киев и игнорируют военные преступления, совершенные подопечными Запада? Так это вообще неотличимо от того, что происходило с сербами во время войн в бывшей Югославии!
Значит, и на какое-либо международное правосудие рассчитывать не приходится, только на собственные силы – и побеждать! Потому что лишь победителей не судят, только тогда не попадешь в ловушку между Сребреницей и Гаагой. Недаром в Би-Би-Си уже выходят материалы под заголовком «Алеппо – это Сребреница. Урок не выучен». Так-то оно так – урок, что нельзя помогать исламистам-отморозкам и устраивать провокации, играя жизнями людей, – не выучен. Вот только журналисты Би-Би-Си, понятное дело, имеют в виду совсем иное.
Страшно заблудиться ночью в зимних горах. Под колесами автомобиля мерзлая земля, пути не видно. Да и есть ли там, дальше, этот путь, а, может, скала или пропасть? Сквозь мрак иногда проступают контуры разрушенных войной строений. И вдруг дом обитаемый – свет, правда, не успокаивающий, а слепящий, прямо в глаза. Пытаемся выяснить дорогу в монастырь Карно, где собираемся переночевать. Старик-мусульманин не отвечает, только твердит: «Доле-доле», – и непреклонно машет фонарем в сторону черноты и обрыва. Одним своим, пусть даже случайным и мимолетным, присутствием мы, люди в машине с сербскими номерами, интересующиеся православным монастырем, явно причиняем ему страдание. В другом доме, тоже мусульманском, нас встречают совсем иначе: предлагают отдых и кофе (благодарим и отказываемся), объясняют, как проехать.
Уже в монастыре отец Лука рассказывает, что во время войны у старика-мусульманина погибли три сына, он остался совсем один. Немудрено, что встретил он нас так нерадушно. Отец Лука говорит спокойно. А мне становится жутко, гораздо страшнее, чем накануне, во время опасного приключения. Для него, этого старика, теперь всегда так: мрак, даже когда восходит солнце, и одинокая жизнь у обрыва. Но и спокойствие Луки я понимаю. Все здесь, на территории монастыря, в 90-е годы было разрушено мусульманами. У отстроенной Покровской церкви – две таблички: с именами погибших защитников Карно и мирных жителей. А еще памятник зверски убитому в 1992 году православному священнику Бобану Лазаревичу, было ему 28 лет. «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за други своя». Павшие защитники Карно еще моложе, почти четверть века назад они были моими ровесниками, теперь же навсегда 20летние. Тоже чьи-то дети, внуки, братья.
С удивлением узнаю, что и отец Лука был мне ровесником. Почему был? Потому что почти четыре года войны за плечами сделали его намного старше. Он усмехается моим нелепым (и, естественно, безрезультатным) попыткам разжечь затухшую за ночь печь. Оправдываюсь, мол, городской человек, негде было научиться. «Все мы были городскими, ничего – научились», – отвечает Лука. Что делает с человеком война, если он уходит от шумной жизни туда, где только небо и горы? Хотя отец Лука вовсе не затворник, он – подвижник. Сколько за эти четыре года всего построено и сделано! А небо, горы, вера укрепляют душу. И не только его.
В библиотеку приходит пожилой человек, как я понимаю, пастух. Понадобился ему совет отца Луки. «Ты бы хоть причесался. Смотри, какие к нам люди приехали. Из Белграда, из Москвы», – шутит Лука. «Москва? Русия?!, – пастух торопливо приглаживает волосы. – Всегда знал, что Республика Сербская должна быть вместе с Сербией, а Сербия – с Россией. Только так можно выстоять, стать сильными – и вам, и нам».
Стало уже привычным, что в этой глуши, можно сказать, на краю света, столь легко и органично завязываются «геополитические беседы» – и их участниками становится каждый.
Обсуждаем, что сейчас Республика Сербская, пожалуй, ближе к России, чем «большая Сербия». Да и сербы здесь другие, которые на собственном опыте знают, что такое отстаивать свою землю и свой народ – и чем за это приходится платить. А премьер Сербии Вучич как раз только что вернулся из Брюсселя, где встречался с генсеком НАТО Столтенбергом. Будто не НАТО уничтожило Югославию, засеяло ее землю смертоносными бомбами. Это же предательство – и своего народа, и братской России, у которой как раз сейчас такие напряженные отношения с альянсом. Пытаюсь защитить сербов – от сербов. Говорю, что власти – это не народ. Сербы-то протестуют, возмущаются: что в Крагуевце, что в Нише, что в Белграде на стенах граффити «Не в НАТО». Протестовать – протестуют, а за партию Вучича голоса отдают. Тут уж возразить сложно. А о том, что и Россия, тот же президент Путин, на которого едва ли не молятся многие сербы, тоже играет в свои политические игры – губительные и капитулянтские, малодушно молчу, не хочу лишать своих собеседников надежды.
А пастух уже повествует о своей жизни – и своей войне. Он уроженец здешних мест. Старший брат умер. Сколько народу безвременно поумирало, в основном от рака, особенно в первые годы после натовских бомбежек. Эти рассказы неизбывны: и в Боснии, и в Сербии. Все грешат (и явно не без оснований) на обедненный уран, которому, к слову, все равно, какой человек веры и национальности. Самого младшего брата пастуха убили мусульмане – в Сребренице, в частной тюрьме. Таких, пока город находился под Насером Оричем, было много, томились в них сотни сербов, включая детей. Руки и ноги проволокой брату связали, двенадцать дней мучился. Несколько раз рассказчик повторяет эти «двенадцать дней», как заклинание.
Слышу имя Зулфо – догадываюсь, что речь о Зулфо Турсуновиче, прославившимся страшной жестокостью. Естественно, с точки зрения МТБЮ, он тоже невиновный. И вдруг догадываюсь, что не просто так тутошние жители называют одни имена: Насер, Чамил, Зулфо, Мунира. Они же ведь все так или иначе знакомы – соседи, одноклассники, коллеги, некоторые, может быть, даже родственники. Но так было до войны.
«Как жили в Югославии? Да нормально жили, хорошо, помогали друг другу. В гости ходили, дружили. Было же братство-единство».
Теперь рассказчик повторяет это «братство-единство», как только что бесконечно твердил о двенадцати днях смертных мучений брата. В голосе его недоумение, даже потрясении. То ли он не может поверить, что оно вообще было, это братство-единство, то ли не понимает, как случилось, что и следа от него не осталось. А между вчерашними соседями – кровь и вражда.
В библиотеке, где мы беседуем, за стеклом, рядом с книгами фотография, на которой генерал Младич и Радован Караджич ратных времен сосредоточено смотрят в будущее. Мне кажется, они участники разговора…
В Гаагском судилище – такие, как Алан Тигер, старательно делают вид, что добиваются правды и наказывают преступников. На самом же деле, растравливают незаживающие раны, разжигают и так постоянно тлеющую вражду. Потому что им безразличны не только сербские жители Сребреницы, мертвые и живые, но и вообще этот городок с его непростой повседневностью и все же уютным провинциальным укладом, поразительными красотами, ледяной целебной водой в источнике Лепотица (умоешься – обязательно станешь красавицей!). Им нет дела до одинокого старика-мусульманина и его горя точно так же – как до пастуха-серба с его бедой. Кресты, минареты, разоренная (даже не войной, а развалом страны и диким капитализмом) Босния – все одно, лишь дрова для костра, точка провокации. А вспыхнуть этому костру здесь не сложнее, чем смахнуть пыль с автоматного цевья.
Екатерина ПОЛЬГУЕВА,
Сребреница – Москва, декабрь 2016.