Никола Крастев – о русских и Болгарии
Мои ровесники, чье детство прошло в Болгарии 1970-х, с содроганием вспоминают стихотворение «Здравствуйте, братушки!» крестного отца болгарской словесности Ивана Вазова. В школе «Братушек» заставляли учить наизусть, а тем, кто пытался сачковать (как я, например), непреклонная «другарка» Груева выставляла жирную «пару» в журнале.
В толковом словаре Дмитрия Ушакова «братушка» трактуется как ироническое обращение русских солдат к южным славянам во время русско-турецкой войны 1877–78 годов. Однако Вазов разворачивает «братушку» на 180 градусов и использует этот термин в качестве обращения болгарского населения к русским солдатам. Расчет Александра II – мощным ударом по ослабленной Османской империи расширить сферу влияния России – был сугубо практическим, однако та война привела еще и к обретению Болгарией государственности и независимости. В этом контексте восхищение болгарского народа русскими войсками, «братушками», было неподдельным. От стиха к слову, от слова к действию – «братушка» прочно вошел в обиход болгарского языка.
После прихода к власти в Болгарии коммунистов (1944) «братушку» имперской России пришлось подстраивать под советского солдата. В 1950–60-е годы болгарские каменщики вытесали несметное количество гранитных «братушек», самым известным из которых стала 11-метровая статуя советского солдата над Пловдивом, известная по имени «Алёша». После падения коммунистического режима в 1989 году было сделано несколько попыток снести Алёшу, но все они были успешно отражены «красными старушками», сторонницами компартии, для которых «Алёша» – это ностальгические воспоминания о пионерских лагерях и комсомольской молодости. Прототип «Алёши», Алексей Скурлатов, русский связист 3-го Украинского фронта, неоднократно приезжал в Болгарию, в последний раз в 2010 году (он скончался тремя годами позже). После распада соцлагеря «братушка» как языковое понятие быстро утратил идеологическую нагрузку, а болгарским миленниалам это понятие и вовсе незнакомо.
Культуролог Димитрина Попилиева считает, что слово «братушка» в современном болгарском языке лишено содержания, поскольку оно давно устарело и потеряло первоначальную смысловую нагрузку: «Я не могу сформулировать свое отношение к русским, используя это слово. У меня немало русских друзей, но для меня они – друзья. Ни в коем случае не братушки». Дочь г-жи Попилиевой, Василена, родилась в 1990-х, и для нее слово «братушка» лишено идеологической окраски: «В последний раз, кажется, я слышала это слово на уроках истории, помню, что и учительница сама себе не очень верила. Среди моих ровесников отношение к русским такое же, как и к другим иностранцам: есть и хорошее, есть и не совсем хорошее. Несколько лет назад большой интерес в Болгарии вызывала звездная теннисная пара Мария Шарапова – Григор Димитров, но это, кажется, старая новость». Шарапова и Димитров расстались в 2015 году.
Антони Георгиев, болгарский журналист и фотограф, указывает на то, что одним из принципов коммунистической пропаганды в Болгарии была идея «вечной» дружбы Болгарии с Советским Союзом в целом и с Россией в частности. Чтобы сгладить несостыковки между Россиями имперского и советского образцов, была сфабрикована хитрая уловка, которая широко использовалась журналистами, в литературе и искусстве. Советская Россия была представлена как естественный наследник имперской России, которая вела войну с Османской империей. В пропагандистских целях разница между имперской Россией и Советским Союзом стиралась, имперский русский солдат с любовью назывался дедом Иваном, а красноармейцы – братьями или братушками. В болгарском социалистическом искусстве имперский русский воин часто изображался как пожилой мудрец, дающий советы молодому, энергичному и всегда улыбающемуся советскому солдату.
Основная идея, которую успешно впихнули в головы нескольких поколений болгар и которая отчасти продолжает определять их отношение к России сегодня, заключалась в том, что русские были «двойными освободителями». По сути, все сводилось к представлению о том, что Болгария была маленькой, никчёмной страной, от которой ничего не зависело, но зато она была единственным верным другом Большого Брата с северо-востока. Неудивительно, что такое представление породило немало политических шуток во времена социализма. Таких, например, как серия анекдотов про смекалистого школьника Иванчо.
Учительница входит в класс и спрашивает учеников: «Какую нацию в мире мы любим больше всего?» Иванчо немедленно встает и отвечает: «Русских!» – «Молодец, Иванчо! А почему?» – продолжает учительница. «Потому что они освободили нас дважды!» – «Правильно, Иванчо! А какую нацию мы ненавидим больше всего?» – продолжает учительница. «Американцев!» – быстро отвечает Иванчо. «Верно, Иванчо! А почему?» – спрашивает учительница. «Потому что они нас еще не освободили!»
Вспоминается и такой анекдот: нашли болгарин и русский клад. Русский похлопывает болгарина по плечу и говорит: «Ну, братушка, будем делить как всегда – по-братски». Болгарин отвечает: «Нет, в этот раз поровну».
Рафаэло Казаков, болгарский фотограф в Нью-Йорке, вспоминает, что воспринимал слово «братушка» только в саркастическом плане, как образец советского языка: «Я регулярно валял дурака на уроках русского языка в школе, о чем сейчас жалею, поскольку Ахматову и Булгакова приходится читать в переводе. Среди американофилов в Болгарии было распространено неприязненное, чванливое отношение к русской культуре, вызванное активной пропагандой советского образа жизни и навязыванием в школе чувства благодарности к СССР».
Профессор Софийского университета Ивайло Дичев указывает на то, что в современной Болгарии отношение к русским формируется по двум направлениям: «С одной стороны, это уроки истории, которую в болгарских школах преподают по-прежнему идеологизированно. С другой стороны, следует учитывать секторы туризма и недвижимости, в которых русские занимают основное место». По данным Национального статистического института Болгарии, свыше 550 тысяч граждан России отдыхали в стране в 2017 году. Меню на русском языке – обычное явление во многих ресторанах, в Болгарии регулярно выходит газета на русском языке («Русская Болгария»). «Однако, – отмечает Дичев, – после падения режима появились яростные антикоммунисты, которые по определению настроены против России. Россия в болгарском общественном сознании остается абстрактным образом: у нас мало контактов, мало болгар бывают в России, отсутствует научный обмен и так далее. Однако и русские, в частности, из академической среды, платят нам той же монетой».
В мою бытность гидом советских тургрупп в Болгарии (в 1980-е годы) слово «братушка» упоминалось редко, зато водки разливали много. Среди черноморских «гларусов» (молодых болгарских качков, нацеленных на иностранок) русские «Наташи» и «Маши» считались легкой добычей. Однако «Наташи» и «Маши» XXI века знают себе цену, между ними и стеснительными советскими девушками в ситцевых платьях нет ничего общего, простым болгарским «гларусам» к ним теперь не подступиться.
Классический «братушка» стал элементом прошлого в период горбачевских реформ. В Болгарии стоимость подписки на советские газеты подскочила в разы. Затаив дыхание, я ожидал свежих номеров «Московских новостей» и «Нового Мира», голодными глазами пожирал страницы бывшего самиздата и, разгоряченный красным вином, обсуждал все эти темы с друзьями и родственниками. Когда болгарская цензура заблокировала в 1987 году один из номеров журнала «Огонёк» (тот, где критиковали болгарского лидера Тодора Живкова), в паруса политики подул ветер перемен, а нам стало ясно, что не только «братушка», но и Живков, и Политбюро, и обязательные трудодни, и пионерские лагеря с кострами, и «Кореком» (болгарская «Березка») безвозвратно уходят в прошлое.
Никола Крастев – болгарский журналист, живет в США